Высота ли, высота поднебесная,
Глубота, глубота океан-море,
Широко раздолье по всей земли,
Глубоки омуты Днепровские!
Из-за моря, моря синего,
Из глухоморья зеленого
От славного города Леденца1,
От того-то царя ведь заморского
Выбегали-выгребали тридцать кораблей,
Тридцать кораблей, как един корабль
Славного гостя богатого,
Молода Соловья сына Будимировича.
Хорошо корабли изукрашены,
Один корабль получше всех:
У того было сокола у корабля
Вместо очей было вставлено
По дорогу каменю, по яхонту,
Вместо бровей было прибивано
По черному соболю якутскому,
И якутскому ведь сибирскому,
Вместо уса было воткнуто
Два острые ножика булатные;
Вместо ушей было воткнуто
Два востра копья мурзамецкие,
И два горностая повешены,
И два горностая, два зимние.
У того было сокола у корабля
Вместо гривы прибивано
Две лисицы бурнастые;
Вместо хвоста повешено
На том было соколе-корабле
Два медведя белые заморские.
Нос, корма – по-туриному,
Бока взведены по-звериному2.
Бегут ко городу Киеву,
К ласкову князю Владимиру.
На том соколе-корабле
Сделан муравлен чердак3,
В чердаке была беседа — дорог рыбий зуб4,
Подернута беседа рытым бархатом.
На беседе-то сидел купав молодец5,
Молодой Соловей сын Будимирович.
Говорил Соловей таковы слова:
— Гой еси, вы, гости-корабельщики
И все целовальники любимые!
Как буду я в городе Киеве
У ласкова князя Владимира,
Чем мне-ка будет князя дарить,
Чем света жаловати?
Отвечают гости-корабельщики
И все целовальники любимые:
— Ты славной, богатой гость,
Молодой Соловей сын Будимирович!
Есть, сударь, у вас золота казна,
Сорок сороков черных соболей,
Вторые сорок бурнастых лисиц;
Есть, сударь, дорога камка,
Что не дорога камочка — узор хитер:
Хитрости были Царя-града
А и мудрости Иерусалима6,
Замыслы Соловья Будимировича;
На злате, на серебре – не погнется.
Прибежали корабли под славной Киев-град,
Якори метали в Днепр-реку,
Сходни бросали на крут бережок,
Товарную пошлину в таможне платили
Со всех кораблей семь тысячей.
Со всех кораблей, со всего живота.
Брал Соловей свою золоту казну,
Сорок сороков черных соболей,
Вторые сорок бурнастых лисиц,
Пошел он ко ласкову князю Владимиру.
Идет во гридю во светлую
Как бы на пету двери отворялися,
Идет во гридню купав молодец,
Молодой Соловей сын Будимирович,
Спасову образу молится,
Владимиру-князю кланеется,
Княгине Апраксеевне на особицу
И подносит князю свои дороги подарочки:
Сорок сороков черных соболей,
Вторые сорок бурнастых лисиц;
Княгине поднес камку бело-хрущатую,
Не дорога камочка – узор хитер:
Хитрости Царя-града,
Мудрости Иерусалима,
Замыслы Соловья сына Будимировича;
На злате и серебре – не погнется.
Князю дары полюбилися,
А княгине наипаче того.
Говорил ласковый Владимир-князь:
— Гой еси ты, богатый гость,
Соловей сын Будимирович!
Заимей дворы княженецкие,
Заимей ты боярские,
Заимей дворы и дворянские.
Отвечает Соловей сын Будимирович:
— Не надо мне дворы княженецкие,
И не надо дворы боярские,
И не надо дворы дворянские.
Только ты дай мне загон земли,
Непаханой и неораной,
У своей, государь, княженецкой племяннице,
У молоды Забавы Путятичны,
В ее, сударь, зеленом саду,
В вишенье, в орешенье
Построить мне, Соловью, снаряден двор.
Говорит сударь ласковый Владимир-князь:
— О том я с княгинею подумаю.
А подумавши, отдавал Соловью загон земли,
Непаханой и неораной.
Походил Соловей на свой червлен корабль,
Говорил Соловей сын Будимирович:
— Гой еси, вы мои люди работные!
Берите вы топорики булатные,
Подите к Забаве в зеленый сад,
Постройте мне снаряден двор
В вишенье, в орешенье.
С вечера поздым-поздо,
Будто дятлы в дерево пощелкивали,
Работала его дружина хоробрая.
Ко полуночи и двор поспел:
Три терема златоверховаты,
Да трои сеней косящатых,
Да трое сеней решетчатых.
Хорошо в теремах изукрашено:
На небе солнце – в тереме солнце,
На небе месяц – в тереме месяц,
На небе звезды – в тереме звезды,
На небе заря – в тереме заря
И вся красота поднебесная.
Рано зазвонили к заутрени,
Ото сна-то Забава пробужалася,
Посмотрела сама в окошечко косящатое,
В вишенья, в орешенья,
Во свой ведь хороший во зеленый сад, —
Чудо Забаве показалося
В ее хорошем зеленом саду,
Что стоят три терема златоверховаты.
Говорила Забава Путятична:
— Гой еси, нянюшки и мамушки,
Красные сенные девушки!
Подьте?тка, посмотрите-тка,
Что мне за чудо показалося
В вишенье, в орешенье?.
Отвечают нянюшки-мамушки
И сенные красные девушки:
— Матушка Забава Путятична!
Изволь-ка сама посмотреть:
Счастье твое на двор к тебе пришло.
Скоро-то Забава наряжается,
Надевала шубу соболиную,
Цена?то шубе три тысячи,
А пуговки в семь тысячей.
Пошла она в вишенье, в орешенье,
Во свой во хорош во зеленый сад.
У первого терема послушала ?
Тут в терему щелчит-молчит:
Лежит Соловьева золота казна;
Во втором терему послушала ?
Тут в терему потихоньку говорят,
Помаленьку говорят, всё молитву творят:
Молится Соловьева матушка
Со вдовами честными, многоразумными.
У третьего терема послушала —
Тут в тереме музыка гремит.
Входила Забава в сени косящатые,
Отворила двери на пяту,
Больно Забава испугалася,
Резвы ноги подломилися.
Чудо в тереме показалося:
На небе солнце – в тереме солнце,
На небе месяц – в тереме месяц,
На небе звезды – в тереме звезды.
На небе заря – в тереме заря
И вся красота поднебесная.
Подломились ее ноженьки резвые,
В ту пору Соловей, он догадлив был,
Бросил свои звончаты гусли,
Подхватывал девицу за белы ручки,
Клал на кровать слоновых костей
Да на те ли перины пуховые.
— Чего-де ты, Забава, испугалася,
Мы?то оба на возрасте!
— А и я де, девица, на выданье,
Пришла-то сама за тебя свататься!
Тут они и помолвили,
Целовалися они, миловалися,
Золотыми перстнями поменялися.
Проведала его, Соловьева, матушка
Честна вдова Амелфа Тимофеевна,
Свадьбу играть отсрочила:
— Съезди-ка за моря синие,
И когда ты там расторгуешься,
Тогда и на Забаве поженишься.
Отъезжал Соловей за моря синие.
В ту пору поехал и голой щап Давыд Попов.
Скоро за морями исторгуется,
А скорей того назад в Киев прибежал.
Приходил ко ласкову князю с подарками,
Принес сукно смурое
Да крашенину печатную.
В ту пору князь стал спрашивати:
— Гой еси ты, голой щап Давыд Попов!
Где ты слыхал, где видывал
Про гостя богатого,
Про молода Соловья сына Будимировича?
Отвечал ему голой щап:
— Я-то об нем слыхал
Да и сам подлинно видел
В городе Леденце у того царя заморского;
Соловей у царя в протаможье попал7,
И за то посажен в тюрьму.
А корабли его отобраны
На его ж царское величество.
Тут ласковый Владимир-князь закручинился,
Скоро вздумал о свадьбе,
Что отдать Забаву за голого щапа Давыда Попова.
Тысяцкий – ласковой Владимир-князь,
Сватала княгина Апраксеевна,
В поезде – князья и бояре,
Подъезжали ко церкви божьей-то, —
В ту пору в Киев флот пришел
Богатого гостя, молода
Соловья сына Будимировича.
Якори метали во быстрой Днепр,
Сходни бросали на крут-красен бережок.
Выходил Соловей со дружиною,
Из сокола-корабля с каликами,
Во белом платье сорок калик со каликою.
Походили они ко честной вдове Амелфе Тимофеевне,
Правят челобитье от сына ее, гостя богатого,
От молода Соловья Будимировича,
Что прибыл флот в девяносто кораблей
И стоит на быстром Днепре, под городом Киевом.
А оттуда пошли ко ласкову князю Владимиру
На княженецкий двор.
И стали во единый круг.
В ту пору следовал со свадьбою
Владимир-князь в дом свой,
И пошли во гридни светлые,
Садилися за столы белодубовые,
За яства сахарные
И позвали на свадьбу сорок калик со каликою,
Тогда ласковый Владимир-князь
Велел подносить вина им заморские
И меда сладкие.
Тотчас по поступкам Соловья опознали,
Приводили его ко княженецкому столу.
Сперва говорила Забава Путятична:
— Гой еси, мой сударь дядюшка,
Ласковой сударь Владимир-князь!
Тот-то мой прежний обрученный жених,
Молодой Соловей сын Будимирович.
Прямо, сударь, скачу – обесчещу столы8.
Говорил ей ласковый Владимир-князь:
— А ты гой еси, Забава Путятична!
А ты прямо не скачи, не бесчести столы!
Выпускали ее из-за дубовых столов,
Пришла она к Соловью, поздоровалась,
Взяла его за рученьку белую
И пошла за столы белодубовы,
И сели они за яства сахарные на большо место.
Говорила Забава таково слово
Голому щапу Давыду Попову:
«Здравствуй женимши, да не с кем спать!»
В ту пору ласковой Владимир-князь весел стал,
А княгиня наипаче того,
Поднимали пирушку великую.
КОНЕЦ
Былина повествует о сватовстве заморского гостя — купца к племяннице киевского князя. Здесь использованы обычные в свадебной поэзии иносказания. Соловей Будимирович просит «загон в Киеве» и желает в зеленом саду Забавы Путятичны — «в вишенье и орошенье» строить свой двор. На условном поэтическом языке эти речи означают сватовство. Самое имя Соловей стоит в связи с обычным в свадебных и лирических песнях названием жениха соловьем. По этой причине он и купец — то есть жених. Вместе с тем в былине Соловей Будимирович и настоящий купец. Он торгует за морем и как завидный жених желанен князю Владимиру. Браки киевских княжен, вывозимых за пределы Руси, укрепляли международные связи Киевского государства, а торговля несла богатство и процветание.
Былина красочна в передаче бытовых подробностей — в рассказе о кораблях Соловья, об украшении терема, о свадебных подарках и пр. Запев былины о высоте поднебесной, глубине океана-моря, широком раздолье и Днепровских омутах была использована в опере Н. А. Римского-Корсакова «Садко».
1. От славного города Леденца… — Речь идет о какой-то Веденецкой земле, вероятнее всего, это — Венеция; «Леденец» — слегка искаженный «Веденец».
2. Нос, корма – по-туриному, бока взведены по-звериному… — Правдоподобное воспроизведение изогнутой старинной ладьи с изображением зверей на носу и корме.
3. Муравлен чердак — на палубе помост зеленого цвета (от слова «муравый»).
4. Беседа — дорог рыбий зуб… — Беседа — место под навесом в ладье, украшена резьбой из кости — «рыбий зуб«.
5. Купав молодец — красивый, молодой (от слова «купавый» — белый, чистый).
6. Хитрости были Царя-града, а и мудрости Иерусалима… — Речь идет о камке, ярко-малиновой шелковой ткани с замысловатыми узорами и, возможно, с изображением символов христианства.
7. В протаможье попал… — так плохо торговал, что не было, чем оплатить таможенную пошлину.
8. Прямо, сударь, скачу – обесчещу столы! — Забава так рада возвращению Соловья, что грозится выскочить навстречу жениху, чем могла бы опозорить себя и князя Владимира.