Музыка А. Рашевской
Слова А. Навроцкого
Есть на Волге утес, диким мохом оброс
Он с вершины до самого края;
И стоит сотни лет, только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная.
На вершине его не растет ничего,
Только ветер свободный гуляет,
Да могучий орел свой притон там завел
И на нем свои жертвы терзает.
Из людей лишь один на утесе том был,
Лишь один до вершины добрался,
И утес человека того не забыл,
И с тех пор его именем звался.
И хотя каждый год по церквам на Руси
Человека того проклинают,
Но приволжский народ о нем песни поет
И с почетом его вспоминает.
Раз, ночною порой, возвращаясь домой,
Он один на утес тот взобрался
И в полуночной мгле на высокой скале
Там всю ночь до зари оставался.
Много дум в голове родилось у него,
Много дум он в ту ночь передумал.
И под говор волны, средь ночной тишины
Он великое дело задумал…
И задумчив, угрюм от надуманных дум,
Он наутро с утеса спустился,
И задумал пойти по другому пути, -
И идти на Москву он решился.
Из песенника 1990-х годов, - без указания автора музыки
Чарочка моя серебряная. Народные песни за праздничным столом. Песенник. Редактор В. М. Григоренко. М., Кифара, 2006.
Песня давно стала считаться народной, хотя точно известно авторство и время создания. Народные версии почти не отличаются от авторской. Стихотворение Навроцкого впервые появилось в петербургском журнале "Вестник Европы" в 1870 году, № 12, легально. В следующем году в том же журнале (1871, № 5) была опубликована хроника Навроцкого "Стенька Разин". Дальнейшее бытование текста в значительной степени связано с революционной традицией. В 1873 г. хроника Навроцкого была переиздана русскими революционерами в Женеве (под заглавием "Вольный атаман Степан Тимофеевич Разин", с изменениями и без указания автора), а два отрывка включены в изданный тогда же революционный "Песенник" (Женева, 1873). Стихотворение "Есть на Волге утес" завершало нелегальные издание хроники. В России шла подготовка "хождения в народ" (1874-1875 гг.), и оба эти книжки активно использовались для пропаганды в крестьянской стреде. "Хождение в народ" потерпело крах, но многие агитационные песни прижились.
Идеализированное представление об образе Степана Разина в хронике Навроцкого, восходящее к монографии Н. И. Костомарова «Бунт Стеньки Разина» (1858), привлекало революционных демократов 1870—1880-х годов. Прославление подвига Разина содержится, к примеру, в анонимной статье «Песни о Степане Разине» в журнале «Работник». Женева. 1875, № 3. С. 1—4. Ср. также поэму С. Синегуба «Стенька Разин» («Русская литература». 1963, № 4. С. 171—174 и в сб. «Агитационная литература русских народников: Потаенные произведения 1873—1875 гг.». Л., 1970. С. 416—433).
Музыка к песне написана А. Рашевской, а позднее (1896) самим Навроцким ("Утес на Волге. Музыкальная картина").
1.
Есть на Волге утес, диким мохом оброс
Он с вершины до самого края,
И стоит сотни лет, только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная...
На вершине его не растет ничего,
Там лишь ветер свободный гуляет,
Да могучий орел свой притон там завел
И на нем свои жертвы терзает.
Из людей лишь один на утесе том был,
Лишь один до вершины добрался.
И утес человека того не забыл -
И с тех пор его именем звался.
И хотя каждый год по церквам на Руси
Человека того проклинают,
Но приволжский народ о нем песни поет
И с почетом его вспоминает.
Раз ночною порой, возвращаясь домой,
Он один на утес тот взобрался
И в полуночной мгле на высокой скале
Там всю ночь до зари оставался.
Много дум в голове родилось у него,
Много дум он в ту ночь передумал,
И под говор волны, средь ночной тишины,
Он великое дело задумал.
Но свершить не успел он того, что хотел,
И не то ему пало на долю;
И расправой крутой да кровавой рукой
Не помог он народному горю.
Не владыкою был он в Москву привезен,
Не почетным пожаловал гостем,
И не ратным вождем, на коне и с мечом,
Он сложил свои буйные кости...
И Степан, будто знал, никому не сказал,
Никому своих дум не поведал,
Лишь утесу тому, где он бы, одному
Он те думы хранить заповедал.
И поныне стоит тот утес, и хранит
Он заветные думы Степана;
И лишь с Волгой одной вспоминает порой
Удалое житье атамана.
Но зато, если есть на Руси хоть один,
Кто с корыстью житейской не знался,
Кто свободу, как мать дорогую, любил
И во имя ее подвизался, -
Пусть тот смело идет, на утес тот взойдет,
Чутким ухом к вершине приляжет,
И утес-великан все, что думал Степан,
Все тому смельчаку перескажет.
Две последние строки куплетов повторяются
Такун Ф. И. Славянский базар. – М.: «Современная музыка», 2005. - без подписи. В сб.: Ах, зти черные глаза. Сост. Ю. Г. Иванов. Муз. редактор С. В. Пьянкова. Смоленск: Русич, 2004, этот же вариант (текст и ноты) дан с подписью: "слова А. Навроцкого, напев А. Рашевской".
2. Есть на Волге утес
Есть на Волге утес, Записана от Емельяновой П. С., г. Каскелен, в 1977 г. Неполный вариант стихотворения А. А. Навроцкого. См.: Новикова, № 36, стр. 477. 3. Есть на Волге утес, диким мохом оброс Из людей лишь один на утесе том был, Раз, ночною порой, возвращаясь домой, Много дум в голове родилось у него, Но свершить не успел он того, что хотел, Не владыкою был он в Москву приведен, И поныне стоит тот утес и хранит Русские народные песни. ПУРККА, т. 1. М., 1936, с. 12. Приводится
по: Соболева Г. Г. Россия в песне. Музыкальные страницы. 2-е изд., М., Музыка,
1980. АВТОРСКИЙ ТЕКСТ <1> Есть на Волге утес, диким мохом оброс На вершине его не растет ничего, Из людей лишь один на утесе том был, И хотя каждый год по церквам на Руси Раз ночною порой, возвращаясь домой, Много дум в голове родилось у него, И, задумчив, угрюм от надуманных дум, Но свершить не успел он того, что хотел, Не владыкою он был в Москву приведен, И Степан, будто знал, никому не сказал, И поныне стоит тот утес и хранит Но зато, если есть на Руси хоть один, Пусть тот смело идет, на утес тот взойдет <1870> «Вестник Европы». 1870, № 12, под загл. «Утес Стеньки Разина»,
в цикле «Из волжских преданий», подпись: Н. А. Вроцкий. Печ. по Навроцкий А.
А. Вольный атаман Степан Тимофеевич Разин. Женева, 1873, где опубл. в качестве
концовки драматической хроники. Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Вступит. статья, сост., вступ. заметки,
подг. текста и примеч. С. А. Рейсера. Л., Сов. писатель, 1988 (Б-ка поэта, БС) Если верить современным публикациям, написано ок. 1864 г. (см.: Русская поэзия
XIX – начала XX в. Сост. Н. Якушин – М.: Худож. лит., 1987. - (Б-ка учителя)).
Стихотворение пользовалось огромной популярностью в среде молодежи; в частности,
его очень любил народоволец Александр Ульянов, старший брат Владимира Ульянова-Ленина
(см.: Елизарова-Ульянова А. И. Воспоминания об Александре Ильиче Ульянове. М.,
1931. С. 45). <2> Было времечко, время давнее, Как по селам, по богатым городам Не понравится — и не нудятся, Но пришла на Волюшку невзгодушка, От бояр ушла во дремучий лес, Мы не воры, не разбойнички, Х о р Жги! <1871> «Вестник Европы». 1871, № 5, подпись: Н. А. Вроцкий. «Песенник».
Женева, 1873, под загл. «Воля-матушка», без подписи. Печ. по Навроцкий А. А.
Вольный атаман Степан Тимофеевич Разин. Женева, 1873. Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Вступит. статья, сост., вступ. заметки,
подг. текста и примеч. С. А. Рейсера. Л., Сов. писатель, 1988 (Б-ка поэта. Большая
сер.) Стихотворение находится в 5-й картине хроники. Разин после разговора с пустынником,
предсказавшим ему близкую гибель, ужинает среди казаков. Предсказанная ему пустынником
участь его пугает. Он говорит: Эк, привязалась подлая! Шалишь, Кирилка берет на торбане несколько аккордов и начинает говорком петь песню.
В основе стихотворения лежит совершенно неверное представление о положении крестьян
в Московском государстве, основанное на идеализации так называемого Юрьева
дня, когда у крестьян 26 сентября старого стиля (точнее — за неделю до
и на неделю позже этой даты), по окончании сельскохозяйственных работ, было
право свободного выбора бояр и свободного перехода от одного к другому. Необеспеченность
и долги лишали крестьянина фактической возможности воспользоваться этим правом,
формально существовавшим до конца XVI в. Юрьевым днем пользовались богатые феодалы,
которые, уплатив прежнему хозяину долги крестьянина, переводили его в свою вотчину,
обеспечивая себя необходимою рабочею силою. <3> То не на небе туча черная собиралася, Эх, гуляй, душа, душа вольная! Расступись, народ, хоровод идет, Как пойдем плясать, разыграемся, <1871> «Вестник Европы». 1871, № 5, подпись: Н. А. Вроцкий. Перепеч.
«Песенник». Женева, 1873, без подписи; Навроцкий А. А. Вольный атаман Степан
Тимофеевич Разин. Женева, 1873. Вольная русская поэзия XVIII-XIX веков. Вступит. статья, сост., вступ. заметки,
подг. текста и примеч. С. А. Рейсера. Л., Сов. писатель, 1988 (Б-ка поэта. Большая
сер.) Стихотворение заканчивает картину — пир Разина на струге «Сокол». После того
как Разин бросил в Волгу персидскую княжну, он хочет «пляской бешеной» да «песней
удалою» потешить «кормилицу реку» и приказывает: Начинай, Кирилка, плясовую. Кирилка начинает речитативом, постепенно ускоряя темп под аккомпанемент нескольких
музыкантов, играющих на разных народных инструментах. Об изданиях
<А. А. Навроцкий>. Вольный атаман Степан Тимофеевич Разин, <Женева,
1873> Песенник. Женева, 1873
Издание подготовлено петербургским кружком чайковцев. Cборник был самым широким
образом использован в революционной пропаганде 1870-х годов — обвинительный
акт по «процессу 193-х» упоминает это издание свыше 40 раз; число обращавшихся
экз., упоминаемых в этом акте, доходит до 200, на самом деле их было гораздо
больше (Богучарский В. Государственные преступления в России в XIX в. Т. 1-3.
Ростов н/Д., 1906, Т. 3). Навроцкий Александр Александрович (1839—1914) — генерал-лейтенант,
крупный чиновник военно-судебного ведомства, ставший в 1903 г. одним из учредителей
первой черносотенной организации «Русское собрание». Как беллетрист Навроцкий
выступал в печати с 1869 г. в качестве автора многочисленных исторических романов,
драм, сказаний и стихотворений. В 1879—1882 гг. редактировал консервативный
журнал «Русская речь», где напечатал ряд статей на политические и общественные
темы; впоследствии выпустил ряд листовок, обращений к молодежи. Из всего его
литературного наследия сохранили свое значение, в сущности, только 3 отрывка,
извлеченные из текста драматической хроники и многократно использованные в целях
революционной пропаганды.
Диким мохом оброс
Он с боков до подножного края.
На вершине его
Не растет ничего,
Только ветер свободный гуляет.
Там один лишь орел,
Он притон себе завел
И кровавую пищу терзает.
Багизбаева М. М. Фольклор семиреченских казаков. Часть 2. Алма-Ата: «Мектеп», 1979, № 294.
От вершины до самого края,
И стоит сотни лет, только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная...
Лишь один до вершины добрался,
И утес человека того не забыл
И с тех пор его именем звался...
Он один на утес тот взобрался
И в полуночной мгле на высокой скале
Там всю ночь до зари оставался.
Много дум он в ту ночь передумал, -
И под говор волны, средь ночной тишины,
Он великое дело задумал.
И не то ему пало на долю.
И расправой крутой да кровавой рукой
Не помог он народному горю.
Не почетным пожалован гостем,
А в постыдном бою с мужиком-палачом
Он сложил свои буйные кости.
Все заветные думы Степана,
И лишь с Волгой одной вспоминает порой
Удалое житье атамана.
(три отрывка хроники Навроцкого, использованные революционерами и получившие
широкое распространение)
Он с боков от подножья до края,
И стоит сотни лет, только мохом одет,
Ни нужды, ни заботы не зная.
Там лишь ветер свободный гуляет,
Да могучий орел свой притон там завел
И на нем свои жертвы терзает.
Лишь один до вершины добрался,
И утес человека того не забыл,
И с тех пор его именем звался.
Человека того проклинают,
Но приволжский народ о нем песни поет
И с почетом его вспоминает.
Он один на утес тот взобрался
И в полуночной мгле, на высокой скале
Там всю ночь до зари оставался.
Много дум он в ту ночь передумал.
И под говор волны, средь ночной тишины
Он великое дело задумал.
Он наутро с утеса спустился
И задумал идти по другому пути,
И идти на Москву он решился.
И не то ему пало на долю;
И расправой крутой да кровавой рекой
Не помог он народному горю.
Не почетным пожаловал гостем,
И не ратным вождем, на коне и с мечом,
А в постыдном бою с мужиком-палачом
Он сложил свои буйные кости.
Никому своих дум не поведал;
Лишь утесу тому, где он бы, одному,
Он те думы хранить заповедал.
Он заветные думы Степана;
И лишь с Волгой одной вспоминает порой
Удалое житье атамана.
Кто с корыстью житейской не знался,
Кто неправдой не жил, бедняка не давил,
Кто свободу, как мать дорогую, любил
И во имя ее подвизался,
И к нему чутким ухом приляжет,
И утес-великан всё, что думал Степан,
Всё тому смельчаку перескажет.
Время давнее, время славное:
На Руси жила Воля-матушка;
Никого она не боялася,
И никто не смел обижать ее.
Без боязни все расхаживали,
Перед Юрьевым, перед славным вольным днем
От лихих бояр да перехаживали,
Выбирали кто кого хотел
И служили кому вздумалось.
Год промаются, год потрудятся,
А придет пора — не останутся:
Воле-матушке всяк поклонится
И пойдет туда, куда хочется.
Было времечко, время вольное,
Время вольное, переходное.
Юрьев день у бедной Воли отняли
И детей ее, людей свободных,
В кабалу по смерть боярам отдали.
Во сыром бору схоронилася,
С темной ноченькой породнилася.
Ходит по лесу, по глухим местам,
С бурей грозною потешается,
С частым дождичком по корням стучит,
А в осенний день, в непогодушку,
Тянет песенку про невзгодушку
Или по полю с вихрем кружится,
Или по небу, с ветром буйныим,
Тучи черные разгонять учнет –
Не мешали бы, непроглядные,
Красну солнышку светить на землю.
А иной порой залетит в село,
Зашумит в трубе, застучит в окно
И шепнет тому, кому надобно,
Кто на барщине от работы мрет:
«Аль забыл меня, крепостной народ!
Позови, смотри, коль понадоблюсь,
Коль пора придет старый счет свести!»
Ходит много лет, не стареется;
И давно уж ждет, не пришла ль пора,
Не отыщется ль богатырь какой
И забытую, и заглохшую
Пустит Волюшку на крещеный свет.
И дождалася. С Дону тихого
Атаман Степан Тимофеевич
Крикнул грозный клич! гаркнул с посвистом!
И сошлись к нему добры молодцы,
Слуги верные Воли-матушки!
А за ними вслед и сама она
Долго ждать себя не заставила!
Лишь заслышала — встрепенулася!
Птицей вольною обернулася!
Прилетела к нам, поселилася,
Добрым молодцам полюбилася!
Атаман ее принял с почестью;
Погулял он с ней, понатешился!
Перемолвился да условился
С того времени вместе путь держать.
Где пройдет атаман, там и Воле быть!
-
Атамановы работнички,
Есауловы помощнички.
Мы веслом махнем — корабли возьмем!
Кистенем махнем — караван собьем!
Жги!
А ножом махнем — всех бояр побьем!
Жги!
Не испугаешь!.. Эй, Кирилка, песню!
Заветную! Про волю! Ну, живей!
То не на море буря грозная разыгралася,
То на «Соколе» атаман Степан потешается,
С есаулами его храбрыми забавляется.
Душа вольная, молодецкая!
Эх, ты жги, говори, да на месте не сиди!
Да на месте не сиди, знай поплясывай!
Хоровод ведет Волга-матушка,
С ветром буйныим, с ночкой темною,
С нашей удалью молодецкою!
Не мешай никто, с кем не знаемся!
Начинай, Кузьма, ждать нам некого,
Начинай живей, ноги чешутся!
Эх, ходи, гуляй, разговаривай,
Не робей, Косой, знай наяривай!
Поднимайтеся ветры буйные,
Надвигайтеся тучи черные,
Расходись сама, Волга-матушка,
Покачай ты нас ради праздничка!
Ну, ходи живей, разговаривай!
Не робей, Косой, знай наяривай!
Расходись рука, ну, живей еще!
Расступись, народ, места надобно!
Эх, ты жги, говори, да на месте не сиди,
Да на месте не сиди, знай отплясывай!
Валяй, собака! Глотки не жалей!