Ох, васильки, васильки…
Сколько мелькает вас в поле…
Помню, у самой реки
Вас собирали для Оли.
Оля цветочек сорвет,
Низко головку наклонит…
«Милый, смотри, василек
Вот поплывет и утонет».
Оля любила его,
Оля реки не боялась,
Часто осенней порой
С милым на лодке каталась.
Он ее на руки брал,
В глазки смотрел голубые,
И без конца целовал,
В алые губки худые.
«Оля, ты любишь меня?»
Оля шутя отвечала:
«Нет, не люблю я тебя,
Быть я твоей не мечтала!».
Милый вынул кинжал,
Низко над Олей склонился,
Хлынула алая кровь,
Олин венок покатился.
Не надо так много шутить,
Не надо так много смеяться.
Любовь не умеет шутить,
Любовь не умеет смеяться.
Ох, васильки, васильки…
Сколько мелькает вас в поле…
Помню, у самой реки
Вас собирали для Оли.
Расшифровка фонограммы Элеоноры Филиной, CD «В нашу гавань заходили корабли», Вып. 1 – «Восток», 2001.
Городской романс на основе стихотворения Александра Апухтина «Сумасшедший» («Садитесь, я вам рад. Откиньте всякий страх…», <1890>, см. в конце страницы) – это то самое стихотворение, которое пыталась прочитать на приемной комиссии героиня Ирины Муравьевой в фильме «Карнавал». Стихотворение было положено на музыку для мелодекламации Н. Киршбаумом, а фрагмент его стал романсом "Васильки" на музыку неизвестного автора.
Есть близкая по сюжету песня "Полина" о любви к цыганке. Поется она, скорее всего, на тот же мотив.
1. Ах, васильки, васильки...
Ах, васильки, васильки,
Сколько их выросло в поле!..
Помню, у самой реки
Мы собирали их Оле.
Знала она рыбаков,
Этой реки не боялась.
Часто с букетом цветов
С милым на лодке каталась.
Он ее за руки брал,
В глазки смотрел голубые
И без конца целовал
Бледные щечки худые.
Оля приметит цветок,
К речке головку наклонит:
"Милый, смотри: василек
Твой поплывет, мой - утонет".
Так же, как в прежние дни,
Он предложил ей кататься:
К речке они подошли -
В лодку помог ей взобраться.
"Оля играет тобой, -
Так мне друзья сообщили. -
Есть у ней милый другой,
Карты цыганки открыли".
Я ли тебя не любил,
Я ли тобой не гордился,
След твоих ног целовал,
Чуть на тебя не молился...
Но лучшие дни унеслись,
Время пошло по-иному:
Я умирал от тоски...
Ты отдавалась другому...
Милый тут вынул кинжал,
Низко над Олей склонился.
Оля закрыла глаза.
Труп ее в воду свалился.
Тело нашли рыбаки -
Вниз по реке оно плыло.
Надпись была на груди:
"Олю любовь погубила".
Ах, рыбаки, рыбаки,
Тайну зачем вы открыли?
Лучше б по волнам реки
Труп ее в море пустили.
...Ах, васильки, васильки,
Сколько их выросло в поле.
Помню, у самой реки
Мы собирали их Оле.
Татьянин день: Песенник. - Серия "Хорошее настроение". - Новосибирск: "Мангазея", 2004.
Куплет "Я ли тебя не любил" входит также в песню "Соловушка" ("Соловушка где-то в саду..."), которая, как можно предположить, поется на ту же мелодию.
2. Васильки
Ах, васильки, васильки,
Сколько мелькало их в поле!..
Помню, у самой реки
Мы собирали их Оле.
Знала она рыбаков,
Этой реки не боялась.
Часто с букетом цветов
С милым на лодке каталась.
Он ее за руки брал,
В глазки смотрел голубые
И без конца целовал
Бледные щечки, худые.
Оля приметит цветок,
К речке головку наклонит:
"Милый, смотри – василек.
Твой поплывет, мой – утонет…"
Так же, как в прежние дни,
Он предложил ей кататься.
К речке они подошли –
В лодку помог ей забраться:
"Оля играет тобой", -
Так мне друзья сообщали.
"Есть у ней милый другой", -
Карты цыганки сказали".
Милый тут вынул кинжал,
Низко над Олей склонился.
Оля закрыла глаза,
Труп ее в воду свалился.
Тело нашли рыбаки –
Вниз по реке оно плыло.
Надпись была на груди:
"Олю любовь погубила".
Ах, рыбаки, рыбаки,
Тайну зачем вы открыли?
Лучше б по волнам реки
Труп ее в море пустили.
Русский шансон / Сост. Н. В. Абельмас. – М.: ООО "Издательство АСТ"; Донецк: "Сталкер", 2005. – (Песни для души).
Близкий вариант:
Васильки
Ах, васильки, васильки,
Сколько росло их в поле!..
Помню, у самой реки
Мы собирали их Оле.
Знала она рыбаков,
Этой реки не боялась.
Часто с букетом цветов
С милым на лодке каталась.
Он ее за руки брал,
В глазки смотрел голубые
И без конца целовал
Щечки ее худые.
Оля приметит цветок,
К речке головку наклонит:
"Милый, смотри – василек
Твой поплывет, мой – утонет".
Однажды, как в прежние дни,
Он предложил ей кататься:
К речке они подошли,
В лодку помог ей забраться.
"Оля играет тобой, -
Так мне друзья рассказали. -
Есть у ней милый другой,
Карты цыганки сказали".
Милый тут вынул кинжал,
Низко над Олей склонился.
Оля закрыла глаза,
Труп ее в воду свалился.
Тело нашли рыбаки:
Оно по речке плыло.
Надпись была на груди:
"Олю любовь погубила".
Ах, рыбаки, рыбаки,
Тайну зачем вы открыли?
Лучше б по волнам реки
Труп ее в море пустили.
Песни нашего двора / Авт.-сост. Н. В. Белов. Минск: Современный литератор, 2003. – (Золотая коллекция).
3. Ах, васильки, васильки
Ах, васильки, васильки,
Сколько их выросло в поле!
Помню, у самой реки
Мы собирали их с Олей.
Оля цветочек сорвет,
Низко головку наклонит:
"Милый, смотри, василек
Твой поплывет, мой потонет…"
Долго ходили они,
Он предложил ей кататься,
К речке когда подошли,
В лодку помог ей взобраться.
Олю он на руки брал,
В глазки смотрел голубые
И без конца целовал
Алые щечки худые.
"Я ли тебя не любил,
Я ли тобой не гордился,
След твоих ног целовал,
Чуть на тебя не молился.
Но лучшие дни унеслись,
Время пошло по-иному:
Я умирал от тоски –
Ты отдавалась другому".
Милый тут вынул кинжал,
Низко над Олей склонился,
Оля закрыла глаза,
Труп ее в воду свалился.
Утром пришли рыбаки,
Олю нашли у прилива,
Надпись была на груди:
"Олю любовь погубила…"
…Ах, васильки, васильки,
Сколько их выросло в поле!
Помню, у самой реки
Мы собирали их с Олей…
Сиреневый туман: Песенник / Сост. А. Денисенко. Новосибирск, "Мангазея", 2001, стр. 419-420.
4. (мелодия другая - не та, с которой поет Элеонора Филина в "Гавани")
Всё васильки, васильки…
Сколько мелькает их в поле.
Помню, у самой реки
Я собирал их для Оли.
Оля возьмет василек,
Низко головку наклонит:
"Милый, смотри, - мой цветок, -
Он поплывет, не потонет".
Я ли тебя не любил,
Я ли тобой не гордился,
След твоих ног целовал,
Чуть на тебе не женился.
Оля, голубка моя,
Век я тебя не забуду!
Всё васильки, васильки,
Нежные, синие всюду.
Две последние строки куплетов повторяются. Из стихотворения "Сумасшедший" (1890), народный вариант. Нотация напева, расшифровка текста сделана С. Пьянковой на основе ее фольклорных записей в Кунгурском районе Пермской области.
Гори, гори, моя звезда! Сост. и муз. редактор С. В. Пьянкова. - Смоленск: Русич, 2004, с. 260-261.
5. Васильки
Об этой песне хотелось бы особо сказать несколько слов. Я услышала ее в первый (и единственный) раз от пятнадцатилетней деревенской девушки, которая приехала на заработки в Москву и устроилась няней к ребенку соседей. На дворе стоял 1954 год.
От первой до последней строки она сразу - и навсегда - запала мне в память. Поразила, видать, детское воображение. Много позже я обнаружила, что "первотолчком" для ее создания могли стать строки стихотворения А. Н. Апухтина (1840-1893) "Сумасшедший". Потом, правда, сюжет потек по другому руслу. В дальнейшем эта песня встретилась мне в одном из сборников. Там она была более последовательной и логичной, чем "моя". Но в этой книге я привожу тот первый, несколько загадочный вариант, который запомнила с детства.
Всё васильки, васильки,
Сколько мелькает их в поле!
Помню, у самой реки
Мы собирали для Лёли.
Лёля любила реку,
Ночью на ней не боялась.
Часто по целым часам
Смело на лодке каталась.
Милый в садочке гулял
И пригласил прокатиться.
Лёля согласна была.
В лодку помог ей садиться.
Лёля сидела, плела
Синий венок васильковый.
Милый смотрел ей в глаза,
Взгляд его был невеселый.
Милый тут вынул кинжал,
Низко над Лёлей склонился.
Лёля закрыла глаза,
Венчик из рук повалился.
Утром нашли рыбаки
Тело ее у обрыва.
Надпись была на груди:
"Лёлю любовь погубила".
Ах, рыбаки, рыбаки!
Что ж вы всю тайну открыли?!
Лучше бы тело ее
В синих волнах утопили.
А я не уберу чемоданчик! Песни студенческие, школьные, дворовые / Сост. Марина Баранова. - М.: Эксмо, 2006.
Александр Апухтин
Садитесь, я вам рад. Откиньте всякий страх
И можете держать себя свободно,
Я разрешаю вам. Вы знаете, на днях
Я королем был избран всенародно,
Но это всё равно. Смущают мысль мою
Все эти почести, приветствия, поклоны...
Я день и ночь пишу законы
Для счастья подданных и очень устаю.
Как вам моя понравилась столица?
Вы из далеких стран? А впрочем, ваши лица
Напоминают мне знакомые черты,
Как будто я встречал, имен еще не зная,
Вас где-то, там, давно...
Ах, Маша, это ты?
О милая моя, родная, дорогая!
Ну, обними меня, как счастлив я, как рад!
И Коля... здравствуй, милый брат!
Вы не поверите, как хорошо мне с вами,
Как мне легко теперь! Но что с тобой, Мари?
Как ты осунулась... страдаешь всё глазами?
Садись ко мне поближе, говори,
Что наша Оля? Всё растет? Здорова?
О, Господи! Что дал бы я, чтоб снова
Расцеловать ее, прижать к моей груди...
Ты приведешь ее?.. Нет, нет, не приводи!
Расплачется, пожалуй, не узнает,
Как, помнишь, было раз... А ты теперь о чем
Рыдаешь? Перестань! Ты видишь, молодцом
Я стал совсем, и доктор уверяет,
Что это легкий рецидив,
Что скоро всё пройдет, что нужно лишь терпенье...
0 да, я терпелив, я очень терпелив,
Но всё-таки... за что? В чем наше преступленье?..
Что дед мой болен был, что болен был отец,
Что этим призраком меня пугали с детства, -
Так что ж из этого? Я мог же, наконец,
Не получить проклятого наследства!..
Так много лет прошло, и жили мы с тобой
Так дружно, хорошо, и всё нам улыбалось...
Как это началось? Да, летом, в сильный зной,
Мы рвали васильки, и вдруг мне показалось...
. . . . . . . . . . . .
Да, васильки, васильки...
Много мелькало их в поле...
Помнишь, до самой реки
Мы их сбирали для Оли.
Олечка бросит цветок
В реку, головку наклонит...
"Папа, - кричит, - василек
Мой поплывет, не утонет?!"
Я ее на руки брал,
В глазки смотрел голубые,
Ножки ее целовал,
Бледные ножки, худые.
Как эти дни далеки...
Долго ль томиться я буду?
Всё васильки, васильки,
Красные, желтые всюду...
Видишь, торчат на стене,
Слышишь, сбегают по крыше,
Вот подползают ко мне,
Лезут всё выше и выше...
Слышишь, смеются они…
Боже, за что эти муки?
Маша, спаси, отгони,
Крепче сожми мои руки!
Поздно! Вошли, ворвались,
Стали стеной между нами,
В голову так и впились,
Колют ее лепестками.
Рвется вся грудь от тоски…
Боже! куда мне деваться?
Всё васильки, васильки...
Как они смеют смеяться?
. . . . . . . . . . . .
Однако что же вы сидите предо мной?
Как смеете смотреть вы дерзкими глазами?
Вы избалованы моею добротой,
Но всё же я король, и я расправлюсь с вами!
Довольно вам держать меня в плену, в тюрьме!
Для этого меня безумным вы признали...
Так я вам докажу, что я в своем уме:
Ты мне жена, а ты - ты брат ее... Что, взяли?
Я справедлив, но строг. Ты будешь казнена.
Что, не понравилось? Бледнеешь от боязни?
Что делать, милая, недаром вся страна
Давно уж требует твоей позорной казни!
Но, впрочем, может быть, смягчу я приговор
И благости пример подам родному краю.
Я не за казни, нет, все эти казни - вздор.
Я взвешу, посмотрю, подумаю... не знаю...
Эй, стража, люди, кто-нибудь!
Гони их в шею всех, мне надо
Быть одному... Вперед же не забудь:
Сюда никто не входит без доклада.
<1890>
Антология русского романса. Золотой век. / Авт. предисл. и биогр. статей В. Калугин. - М.: Эксмо, 2006, с. 906-910.