Сергей Макин

СВЯЩЕННАЯ ВОЙНА: МОМЕНТ ИСТИНЫ

"Как говорил товарищ Христос: ищите и обрящете!" - весело восклицал старший лейтенант Таманцев в романе Владимира Богомолова "Момент истины". Постойте, постойте, что-то напоминают эти слова. "Обрящете" в переводе с церковно-славянского значит "обретёте", "найдёте", "отыщете". Ну, конечно:

Кто весел, тот смеётся,
Кто хочет, тот добьётся,
Кто ищет, тот всегда найдёт.

Батюшки светы, неужели В.И. Лебедев-Кумач заимствовал последнюю строчку у евангелистов? С некоторых пор в демократических кругах стало модно обвинять его в нарушении заповеди "не укради". Главный пункт обвинения - присвоение авторства песни "Священная война". Давайте поищем: что-нибудь да обрящем.

...Жил да был в СССР преуспевающий журналист Андрей Мальгин. Писал статьи "Мой труд вливается в труд моей республики" (тема труда в советской поэзии). "Мы - поколение нового Арбата" (о поэзии молодых). "Поэзия - поступок" (о творчестве Евгения Евтушенко). "Поэт и время" (творческий путь Роберта Рождественского)... Настала перестройка, и быстро перестроившийся Мальгин принялся подрабатывать в зарубежной прессе. Поскольку тема труда и Роберт Рождественский заграничных работодателей не интересовали, журналист занялся ниспровержением кумиров, причем столь успешно, что заслужил у хозяев звание "известного разрушителя тоталитарного прекрасного". Тогда он и вспомнил о письме, которое получила "Литературная газета" в 1981 году. Письмо "Литературка" не напечатала, поскольку тема была слишком щекотлива.

В один из мартовских вечеров 1990 года "свободомыслящие" советские граждане, приникшие к приёмникам, слушали по радио "Свобода" душераздирающую историю о том, как Лебедев-Кумач обокрал, обчистил, ограбил бедного несчастного старика - подлинного автора слов "Священной войны". Одной песней обличитель не обошёлся, выступлением в эфире не ограничился. В нью-йоркской газете "Новое русское слово" он напечатал, а затем в ультрадемократическом московском журнале "Столица" продублировал статью "Самый советский из поэтов", где представил Лебедева-Кумача вором. Оказалось-де, что тот обобрал не только старичка, но и беззащитную слабую женщину - Фаину Квятковскую, автора музыки и перевода на русский язык польского шлягера "У самовара я и моя Маша". Текст написал в 1931 году владелец варшавского кабаре "Морское око" Анджей Власт. (То-то мне всегда слышалось в этой пошловатой песенке нечто кафешантанное.) В 1934-м джаз-оркестр Леонида Утёсова записал свой вариант на пластинку. "И знаете, что указано на выходных данных этого бестселлера? - возмущался Мальгин. - "Обработка Л. Дидерихса - слова Лебедева-Кумача". Так вот кто получил те миллионы, которые не попали к Фаине Марковне". (Авторские права Власта Мальгин почему-то проигнорировал.)

Однако "Маша" играла вспомогательную роль, основной удар пришёлся на "Священную войну". "Известный разрушитель тоталитарного прекрасного" рассказал об этом просто и доходчиво: "Четыре года назад, под Москвой, в дачном посёлке Кратово, в Амбулаторном переулке Зинаида Александровна Колесникова показывала мне автограф "Священной войны". Автор этой песни - её отец, Александр Адольфович Боде. Песня написана им, тогда преподавателем Рыбинской мужской гимназии, весной 1916 года".

Убийственные факты, грозное обвинение. Что можно было сказать в ответ? Разве только пролепетать: "Как мог Лебедев-Кумач взять в соавторы немца с отчеством "Адольфович" в то время как на страну напали полчища Адольфа Гитлера?" И пошла гулять по Россия история, что будто бы в годы Первой мировой войны уже пели "Священную войну", только в другом варианте: поминали не фашистскую силу тёмную, а тевтонскую...

Тем временем в печать стали просачиваться факты, ставящие под сомнение всю систему доказательств Мальгина. Г. Скороходов, сотрудник фирмы "Мелодия", много работавший с Утёсовым, поведал на страницах газеты "Аргументы и факты" историю появления фамилии Лебедева-Кумача на злополучной пластинке "У самовара я и моя Маша". В середине 1970-х годов автор обработки мелодии Симон Каган эмигрировал, и с его фамилией пластинка могла "загреметь под фанфары".

- Ну что же, напишем "обработка Л. Дидерихса", - решил Утёсов. - Лёня - покойник, он не обидится.

- А текст? Здесь вообще не сказано, чьи слова, - усомнился Скороходов.

- В те годы моим постоянным автором был Лебедев-Кумач, - вспомнил Леонид Осипович.

- Мы дружили, и Василий Иванович делал для меня всё. Это ещё до "Весёлых ребят"! Напишем, что он сделал и "У самовара" - к его фамилии наш худсовет не придерётся!
Так спустя двадцать пять лет после смерти Лебедев-Кумач оказался автором чужой песни - не по своей вине. Разумеется, никаких миллионных гонораров за "самоварную Машу" он не получал, что доказало исследование авторской карточки поэта во Всесоюзном агентстве по авторским правам (ВААП).

В своё время Мальгин едва ли не со слезами на глазах рассказывал, почему он не может показать всем авторский текст Боде: "Зинаиды Александровны уже нет. Сразу после её смерти в её доме появился некий отставной полковник, а ныне "исследователь песни"... Безутешные родственники имели глупость допустить его к архиву покойной, и теперь мы лишены возможности продемонстрировать читателям те документы, которые видел я, видели другие журналисты, пытавшиеся помочь Зинаиде Александровне".

Что же это за полковник - исследователь песни в кавычках? Это дотошный, талантливый исследователь песен (без кавычек) Юрий Бирюков, автор книг и многочисленных статей. В частности, он доказал, что бытующее мнение, будто бы романс "Гори, гори моя звезда" сочинил Колчак, - не более чем миф. Будущий адмирал родился в 1873 году, Бирюков же нашёл первое издание романса, датированное 1868-м. Но нигде и никогда не натыкался на "Священную войну" 1916 года. Вместе с редактором песенного цикла "Душа тебе по-прежнему верна" Владимиром Заикой Бирюков отправился по указанному Мальгиным адресу.

"Юрий Евгеньевич прокручивает сделанную в Кратово запись и крестится: слава Богу, что запись сохранилась, ведь не отмылся бы ни в какую, не доказал бы, что не жулик", - писал Борис Руденко в газете "Совершенно секретно". Действительно, Юрий Бирюков записал свои беседы с родственниками умершей Колесниковой на магнитофон. Выяснились потрясающие факты: кроме копий собственных писем и ответов на них, ничего у Зинаиды Александровны не было. Не исчезал автограф Боде, потому что его... не существовало. Греческое слово "автограф" означает: "то, что написано автором". Это собственноручный рукописный авторский текст. Между тем текст "Священной войны", несколько отличающийся от традиционного, текст, который престарелая Колесникова показывала Мальгину, был написан её рукой, как она сказала, по памяти.

Мальгин утверждал, что Боде, сочинив текст "Священной войны", послал его в 1937 году Лебедеву-Кумачу. Не дождавшись ответа, в 1939-м умер. Теперь, задним числом, напрашиваются вопросы: почему Боде не посылал свой текст ни в Москву, ни в Петербург (тогда Петроград), ни в местную прессу во время Первой мировой войны? Почему не попытался разучить песню с рыбинскими гимназистами, почему не бросил её "в народ"? Зарывать талант в землю, согласно Священному Писанию, - великий грех. Колесникова утверждала, что перед смертью её отец уничтожил все свои бумаги. Если (если!) среди них был прообраз "Священной войны", значит, он хотел, чтобы песня умерла вместе с ним. Как-то это не в стиле нашей интеллигенции. Гоголь, конечно, сжёг второй том "Мёртвых душ", но хоть черновики оставил... Итак, стало очевидно: во время Первой мировой войны "Священная война" не исполнялась ни в каком виде; авторский текст Боде никто из ныне живущих не видел.

"Текста, написанного Боде, у меня нет, - признался сам Мальгин в беседе с Бирюковым. - Но я проводил журналистское расследование..." Что же это за расследование? Мальгин уверенно писал о тексте Лебедева-Кумача: "В четырёхтомнике "История советской литературы", вышедшем в 1968 году, воспроизведён автограф этой песни... Нет на рукописи Кумача ни помарок, ни исправлений". Вывод: если написано сразу набело, значит, списано. Бойкий журналист глубоко не копал, иначе обнаружил бы в Центральном (ныне Российском) государственном архиве литературы и искусства, в фонде 1104, опись 1, единица хранения 119, на странице под инвентарным номером 318 черновик "Священной войны". Вот что пишет о нём Бирюков:

"Строки написаны карандашом, как всегда у Кумача.

Идёт война народная,
Священная война,
И ярость благородная
Вскипает, как волна.

С этой строфы зародилось стихотворение. Поэт зачёркивает в ней "и" меняет на "пусть", а в окончательном варианте меняет строки местами и делает строфу рефреном-припевом.
Следующей была строфа:

За землю нашу милую,
За Родину свою
Всем сердцем...
Пойдём ломить...

Кумач подбирает рифму:

Всем сердцем, всей душой...
Всем сердцем, всею силою...

Зачёркивает "Родину свою". Меняет на "Союз большой". В итоге строфа принимает такой вид:

За землю нашу милую,
За наш Союз большой
Пойдем ломить всей силою.
Всем сердцем, всей душой.

Третья строфа поначалу выглядит так:

Тупому зверю низкому
Загоним пулю в лоб,
Насильнику фашистскому
Найдём дорогу в гроб...

Вариант последней строки:

Сколотим крепкий гроб.

И ещё одна версия этой строфы:

Сожмём железным обручем,
Загоним пулю в лоб.
Мы всей фашистской сволочи
Сколотим крепкий гроб...

Так, строчка за строчкой, строфа за строфой, поначалу неуклюжие, перечёркнутые, написанные заново, вновь зачёркнутые, изменённые, родились все куплеты будущей песни. А что песней эти стихи непременно станут, Василий Иванович не сомневался. Потому сразу же выделил строфу-припев, как бы ставя композиторов перед фактом: вот вам песня, и ничто иное".

Основные аргументы Мальгина против авторства Лебедева-Кумача следующие: "Начисто отсутствует советская атрибутика... акцентируется национальный, народный характер войны, идёт речь о "ярости благородной", о "священной войне", образы черпаются в русской истории ("с проклятою ордой"), делается упор на русский патриотизм". Но не стал бы "конъюнктурщик", по мнению Мальгина, насыщать текст словами, которые заведомо не пропустила бы суровая военная цензура. А "Священную войну" приняли в редакциях на "ура", напечатали сразу в двух газетах уже 24 июня 1941 года - в "Красной Звезде" и "Известиях", Кстати, какова история появления "Священной войны" в печати? В своей книге "Всегда на страже" Ю. Бирюков приводит воспоминания бывшего редактора "Красной Звезды" генерал-майора Д. Ортенберга:

"Первый военный номер "Красной Звезды". Как его делать? Трудная задача, хотя за плечами был уже опыт "Героической красноармейской" и "Героического похода" - фронтовых газет на Халхин-Голе и на войне с белофиннами... Во фронтовых газетах... не бывало, кажется, ни одного номера без стихов".

Редактор вызывает литературного сотрудника Соловейчика: "Добывайте срочно стихи". Тот садится за телефон, но никто из поэтов, как на грех, не отвечает. Удаётся связаться только с Лебедевым-Кумачом:

- Василий Иванович, газете нужны стихи...

- Когда?

- Не позже завтрашнего утра.

- Ну что ж, сделаю...

"На следующий день, - пишет редактор, - заходит ко мне человек среднего роста, светлоглазый, с золотистой шевелюрой. Это и был Василий Лебедев-Кумач... Стихи немедленно пошли в набор... В сердце ударила строка, вынесенная потом в заголовок стихотворения: "Священная война". Да, именно священная! Эти слова жили в мыслях и чувствах нашего сражающегося народа. Но Лебедев-Кумач впервые произнёс их вслух".

Стихи были написаны в ночь с 22 на 23 июня 1941 года. А что делали в это время другие представители творческой интеллигенции, например, художники? 22 июня Кукрыниксы нарисовали два эскиза. На одном из них советский воин пронзал штыком голову Гитлера, просунутую в Договор о ненападении между СССР и Германией. Значит ли это, что Лебедев-Кумач написал строки "Гнилой фашистской нечисти загоним пулю в лоб", увидев этот набросок? На другом эскизе тень Гитлера выглядела силуэтом падающего навзничь Наполеона. Выходит, и художники вдохновлялись образами дореволюционной русской истории.

Не с началом Великой Отечественной войны начали обращаться к этим образам. Возьмём "важнейшее из всех искусств" советской эпохи - кино. В 1937 - 1939 годах режиссёр В.М. Петров создаёт исторический фильм "Пётр Первый". В 1939-м М.И. Доллер и В.И. Пудовкин снимают "Минина и Пожарского", в 1941-м, как раз накануне войны, - "Суворова". За все три фильма авторы получают Сталинские премии 1941 года. "Пётр" удостаивается ещё и высшей премии Международной выставки в Париже 1937 года. В 1938 году на экраны выходит фильм С.М. Эйзенштейна "Александр Невский" (снова Сталинская премия 1941 года). Главный герой произносит слегка изменённые евангельские слева: "Кто с мечом к нам придёт, от меча и погибнет" (в Евангелии от Матфея сказано: "Все, взявшие меч, мечом погибнут"). Новая лексика перед войной носилась в воздухе. Мальгин утверждал, что знаменитое выступление Сталина "Братья и сёстры, к вам обращаюсь я в этот трудный час", начало которого повторяет обращение священника к пастве, появилось под влиянием "Священной войны". Не буду спорить, может быть, в этом журналист и прав. Но возможно и другое: тот же Эйзенштейн не создал бы фильм о Ледовом побоище исключительно по собственной инициативе. Власть меняла систему образов. Лебедев-Кумач не мог этого не замечать.

"Самый советский из поэтов" был знаком со Священным Писанием: как-никак до девятнадцати лет он жил в царской России, где и в гимназиях, и в обычных школах преподавали Закон Божий. (Вспомните "Как закалялась сталь": "По Закону Божию поп всегда ставил Павке пять. Все тропари, Новый и Ветхий завет знал он назубок".) Строка "кто ищет, тот всегда найдёт" из "Песни о весёлом ветре" несомненно навеяно словами Христа "ищите и обрящете" (кстати, плагиат ли это?). Так значит, поэт мог использовать и слово "священная": к тому времени дело шло к легализации Русской Православной Церкви. Наконец, я очень сомневаюсь, что даже в период разгула государственного атеизма в число запрещённых попала любимая песня дореволюционных политкаторжан - "Славное море, священный Байкал"...

Лично я ничего не имею против Боде и его дочери, тем более что её сын погиб на Великой Отечественной войне. Возможно, учитель русского языка и литературы, латинского и греческого языков Рыбинской гимназии сочинил какой-то патриотический текст. Может, сильный, может, слабый. Руже де Лиль был дилетантом и в поэзии, и в музыке, тем не менее его песня, созданная за одну ночь, стала гимном Франции. Хотя, если бы Боде создал гениальное творение, его бы наверняка подхватили. Ясно одно: нельзя было выносить приговор Лебедеву-Кумачу, имея на руках столь шаткие аргументы, которые были у Мальгина. Но в то время необходимо было разрушить существовавшую систему ценностей всеми правдами и неправдами.

...Мне не даёт покоя одна мысль: что если во время греко-персидских войн какой-нибудь афинянин вдохновенно выводил строки:

Встань, о родная Эллада,
Иди на священную битву
С персов несчётною силой,
С воинством Ксеркса жестоким.

Что делать? Все слова были сказаны ещё в античные времена.

Список тем