Ветер дует-подувает,
Сад зелененький шумит…
Я сама про то не знаю,
Из троих кого любить.
Сполюбила я мальчишку,
Которого здеся нет.
Он во городе Одессе
На улице на большой.
Этот дом-то - не больница,
Настоящая тюрьма.
В той тюрьме, там, за решеткой,
Сидит милый, сидит мой.
За железными дверями,
За висящих трех замков.
Ничего в тюрьме не слышно,
Только слышишь звон ключей.
Ключник двери открывает:
«Выходи, парень, сюда!».
Мальчик вышел за ворота,
Окружил его конвой.
Повернулся он к народу,
Народ плачет весь о нем.
«Вы не плачьте, люди добры,
Знать, достоин я того».
Откуль взялся тут священник,
Начал спрашивать его:
«Ты скажи, скажи, голубчик,
Сколько душ ты погубил?»
«Девятнадцать душ христьянских,
А сто двадцать пять жидов».
«За жидов тебя прощаю,
За христьян прощенья нет».
Тут решенье прочитали,
Двадцать выстрелов ему.
Девятнадцать пролетело,
А двадцатый – прямо в грудь.
В нашу гавань заходили корабли. Вып. 2. М., Стрекоза, 2000.
В песне случай распорядился вопреки указанию священника: в парня не попали как раз 19 «непрощеных христианских» пуль. См. еще один вариант песни - "Сидит в камере мальчишка", а также песню с аналогичным финалом - "Во Полтаве я родился".
Песни узников. Составитель Владимир Пентюхов. Красноярск: Производственно-издательский комбинат "ОФСЕТ", 1995.